Читать книгу "Что скрывает снег - Юлия Михалева"

Они и впрямь передумали.

Вдруг молодой охотник ощутил нечто особенное. Его вес вдруг уменьшился до размеров глупой речной чайки. Миг - и он полетит высоко над лесом, прямо к холмам, домой, к отцу, деду, сестрам, шаманке...

Но как же Друг? Если Гида уйдет, то он убьет себя - и нанай будет проклят до веку. Не найти ему тогда покоя. Нет, так нельзя. Нужно сперва убедить его забрать назад свою страшную клятву.

Аккуратно подвинув в сторону черного человека, Гида зашел обратно.

- Что это с ним? Уходить не хочет?

Черный, вернувшись следом, сделал жест крайнего удивления, разведя в стороны руками.

Гида показал пальцем на лавку, прижал ладонь к щеке и наклонил голову набок. Надо объяснить им сразу, что он ни за что не пойдет на ночь за стену.

- Спать, что ли?

Охотник стал устраиваться на лавке, но отвлекся: женщина из леса успела проснуться, и ей как раз подали ее ритуальную пищу.

Теперь Гида перестал быть жертвой - а значит, смело мог есть все.

- Женщина, отдай!

Гида аккуратно вынул из ее рук тарелку и принялся быстро жевать, зачерпывая рукой. Невкусно - совсем то же самое, что давали в доме хромого старика. Но он настолько проголодался, что охотно бы проглотил даже письмена со стола.

- Ну дела... - изумленно произнес один из воинов, почесывая в голове.

***

- Хозяйка моя намедни полный бак каши наготовила. Полагала, на два дня вперед им хватит, если прежде его превосходительство не вызовет. Куда там: нанай уже четвертую тарелку доедает. Эк его прорвало-то.

- Выходит, сильно понравилось ему здесь, раз домой отправиться не желает.

- Да, дивное дело! Хм... Поглядите-ка, что случается, если слишком много ханшина - этой дешевой пакости - пьют.

Чувашевский из вежливости заглянул, но ничего, способного вызвать интерес, не заметил.

- Если вы позволите, Ефим Степаныч... Не думаете, что этот человек мог покинуть наш мир оттого, что его чересчур сильно ударили обо что-то головой?

- Да, верно - об угол стола в трактире.

- Тогда с какой же целью вы...углубляетесь в дальнейшее исследование?

Фельдшер поморщился.

- Я делаю это ради науки.

Постояв еще немного, наблюдая за работой, Чувашевский вышел в общее помещение. Солнце сегодня светило в окно по-весеннему ярко, согревая если не тело, то душу.

- Светит-то как! Уже скоро к весне пойдет, - заметил учитель, обращаясь к сидевшему за столом полицейскому - брату маленького Ершова, смуглого, курчавого, точно мавр, ученика. Резвого, но не полностью бездарного. Надо будет, вернувшись к урокам, приглядеться к мальчишке получше - из чистого любопытства.

- Угу, - только и ответил тот.

Иногда он проявлял похвальную вежливость, но порой становился истинным букой - вот, как сейчас. А бывало, что и норовил сказать обидные колкости.

Проходя вдоль окон, учитель отметил, что Ершов сгреб со стола какие-то письма и быстро затолкал в ящик.

- Никак вы сегодня на дежурстве, господин Ершов?

- Да, именно так, господин Чувашевский.

Беседа явно не ладилась. Учитель уж думал вернуться в мертвецкую и вновь составить компанию фельдшеру - а то и выпросить у него разрешения хотя бы на четверть часа выглянуть за порог, однако Ершов его окликнул.

- Сколько вы уже у нас, господин Чувашевский?

- Да я уж и счет дням давно потерял. С тех самых пор, как стояла метель. Недели две точно есть, - ласково улыбнулся учитель.

- Да не в управе - в городе...

Чувашевский насторожился, хотя вопрос можно было бы смело счесть вполне невинным.

- Около лет пяти.

- А сами вы откуда будете?

- Из Сибири...

- Позвольте спросить: что привело вас в город?

Походило на допрос. Шестое чувство встрепенулось и громко советовало опасаться солидного подвоха.

Но только как он мог узнать?

Никаких документов, изобличающих Чувашевского, в городе просто не могло иметься... Или же что-то просочилось? Пришло совсем недавно в тех самых письмах, что были так стремительно сокрыты Ершовым в столе?

Приняв, насколько позволяли увечья, исполненную достоинства позу, учитель отвечал:

- Господин Ершов, я, в некоторой степени, идеалист. Меня, как и многих моих соратников по учительскому ремеслу, привела в наш край жажда распространить свет знаний даже на отдаленной окраине нашей великой империи.

Ершов кивнул.

- Понимаю. Простите за любопытство, но могу я задать вам еще один вопрос? Хорошо ли вы знали капитана Вагнера?

Ледяные когтистые пальцы стиснули учителя где-то между грудью и животом.

- Не имел чести. Но вот его покойную супругу, как я вам уже говорил, я не раз встречал в храме. К слову, как я слышал, службы, слава Господу, возобновились?

- Да, служит дьякон, отчего горожане весьма огорчены. К лету ждут нового священника.

- Хм. Мне, как христианину, отрадно слышать, что духовные потребности жителей снова будут исполнены в должной степени.

- Да, и впрямь не дурно... Пока же в городе преобладает телесное, не так ли, господин учитель? Впрочем, я бы хотел попросить вас - если же вы, конечно, не возражаете - ответить на еще пару вопросов о господах Вагнерах.

- Но могу ли и я, господин Ершов, в свою очередь поинтересоваться? - стараясь унять дрожь в забинтованных оконечностях, спросил Чувашевский. - Не отыскали ли вы тех негодяев, по вине которых я оказался в вашем - весьма гостеприимном! - учреждении?

- Пока что нет, - сбавив тон, отвечал Ершов.

- Но, возможно, у вас имеются подозрения? Ведь не может же выйти так, что, по прошествии такого долгого времени, у полиции вовсе нет никаких объяснений столь печального для меня события?

- Ну... да. Вы совершенно правы, господин Чувашевский: такого быть не может. Но прежде, чем поставить вас в известность, мы должны до конца выяснить некоторые обстоятельства... - Ершов говорил тихо и не очень уверенно. Лжец из него неважный.

- Господин учитель! Зайдите-ка - я вам покажу кое-что интересное! - радостно позвал фельдшер, вновь спасая своего больного от неприятной беседы.

Ощущая горячую благодарность, Чувашевский чересчур быстро поспешил откликнуться на зов.

***

- Няня! Отчего мальчик так много ест? - громко спросила Варя. Впрочем, человечек с косой и ухом не повел, продолжая, чавкая, уплетать с отменным аппетитом невкусную кашу.

- Так оголодал же.

- Отчего?